Таблица лидеров

Перевод главы из книги Hetman Stanislaw Koniecpolski / Гетман Станислав Конецпольский (2011) Автор: Leszek Podhorodecki / Лешек Подгородецкий Глава "Нападение авантюрного паши" Страницы 217-230 Комментарии в скобках мои 217 В конце августа Абаза все еще располагался своей армией на Дунае. Тревожные новости о приготовлениях персов к войне с Портой и о приближении мощных казачьих сил к гетману дошли до турок. Возможно, сам польский лидер распространял их через своих многочисленных агентов, действовавших в Кили, Белгороде, Силистрии и даже Константинополе. Под влиянием этой новости часть валахов стала расходиться по домам. Абаза решительно отреагировал на это и под страхом смерти приказал людям вновь явиться по приказу господаря. Вот почему Конецпольский в универсале от 6 сентября еще раз предупредил шляхту, что «к государству Его Королевского Величества приближается мощная армия, которую нам нужно высматривать каждый час». К это времени он уже имел под своим командованием почти 10 000 солдат и ожидал, что к лагерю прибудут новые подразделения. 17 сентября к гетману неожиданно приехал чауш (посланник) Абаза-паши с мирными предложениями. Однако Конецпольский не доверял паше. У него были доказательства этого. Ведь польские шпионы метко охарактеризовали пашу словами: «он хитрый и ему не надо доверять», а в армии говорили: «это злой и хитрый пес». В тот же день он писал королю: «Потому что он (Абаза) гарантирует мир и клянется в дружбе, но он наступает в сторону земель Его Королевского Величества и купит себе войско и только божье провидение и наша готовность смогут обратить его». Гетман справедливо предсказал, что Абаза, услышав о польских приготовлениях к обороне, попытается усыпить бдительность поляков, а затем ударит врасплох. Однако, чтобы проявить свою добрую волю, он отправил своего гонца в турецкий лагерь и начал переговоры, рассчитывая на посредничество сопротивляющихся войне господарей. Тем временем Абаза наконец двинулся в сторону Польши, пройдя по Пруту по старому маршруту Османа от 1621 года, а не по Днестру, как полагал гетман. На такое решение, вероятно, повлияла длительная засуха, которая выжгла степи и лишила лошадей свежей травы. Долина Прута была богаче водой и имела более пышные луга. 1 октября турки достигли Цецоры (Cecora - город в Румынии), пройдя за месяц всего 200 километров. Конецпольский был даже удивлен, что Абаза «выходит так лениво и поздно». Он предполагал, что причиной медленного темпа марша турок было празднование праздника Байрам, а также споры между пашой и Кантемиром, приславшем буджацкие и добруджские полки к стану Абазы, но отказавшемуся самому участвовать в экспедиции. 218 Узнав направление марша противника, гетман начал концентрировать свои войска под Каменцем-Подольским, куда он сам прибыл 8 октября. Он был в полной боевой готовности, ожидая турок, но Абаза не приближался. «Я начинаю сомневаться, сможем ли мы дождаться его в этом месте», — нетерпеливо писал гетман королю. Он уже подозревал, что паша, прослышав о польских приготовлениях к обороне, отказался от боя, думая, что внезапное нападение не удалось. Однако, Абаза и не думал останавливать экспедицию и 16 октября встал на границе, заняв бывший лагерь Османа под Хотином. За две недели турки прошли всего 200 километров. Медленный темп марша говорит о том, что у Абазы возникли серьезные трудности с организацией экспедиции, и в пути пришлось ждать вельмож, многие из которых потерпели неудачу и не явились в лагерь. В этой ситуации Абаза чувствовал тревогу и не очень торопился с принятием решения, понимая, что внезапность не достигнута. Получив весть о готовности поляков к обороне, султан приказал паше остановить войско перед границей, но авантюрист после долгих колебаний решил вступить в бой, рассчитывая на благоприятный исход, считая, что ему всегда везет. Польские власти оценивали количество турецких сил в 50-80 тысяч человек. Лишь два источника информации о численности войск Абазы заслуживают доверия. В своем докладе дожу венецианский посланник в Стамбуле Пьетро Фоскарини оценил численность турок в 20 тысяч (не считая татар), при этом «реестр турецкой армии, найденный на месте, где в плену находился староста Калуша Лукаш Жолкевский» насчитывает 9 500 турок, 15 000 татар, 4 300 молдаван и 5 700 валахов и 30 орудий. Тут преувеличено число татар, ведь максимальная численность будждакских и добруджских отрядов не превышала 5 000 человек. Таким образом, Абаза имел всего 24 500 воинов под своим командованием, в том числе всего лишь 3 000 - 4 000 пехотинцев, так необходимых в борьбе с сильно укрепленным противником. Эта армия существенно отличалась по мобилизационным возможностям от Румелии и Боснии, которые, по оценке турка Айны Али, могли выставить вместе около 30 000 солдат (не считая татар и войск обоих господарей) Таким образом Абаза привел лишь треть силы обоих бейлербейств, т. е. гораздо меньше, чем он планировал. Наивысшую боевую ценность в его войске, несомненно, имели части татарской орды, чрезвычайно мобильные, стойкие к лишениям, опытные в постоянных боях с поляками, жаждущие боя и добычи, но мало устойчивые к огню пехоты и артиллерии. 219 Остальные турецкие части имели некоторый опыт Цецорской кампании и Хотинской войны. Но они не проявляли слишком большой энтузиазм по поводу войны с Польшей, а также были мало дисциплинированны. Конечно, термин «турецкий» по отношению к ним условен, поскольку турки составляли меньшинство солдат, а более многочисленную часть составляли сербы, албанцы, боснийцы, черногорцы, болгары и греки, принявшие ислам и сохранившие привилегии или приблизившиеся к правящей власти, и арендовали земли на основании лена и были обязаны нести военную службу. Наименьшую ценность представляли отряды господарей Моисея Могилы (господарь Молдавского княжества)и Матеуша Бессараба (Матей Басараб, господарь Валашского княжества) состоявшие из христиан, пошедших на войну против своей воли и совершенно не заинтересованных в укреплении власти Порты, угнетательницы балканских народов. Сам Могила писал гетману, что «не рад этой войне». Численность польской армии в источниках оценивается единогласно. По их словам, Конецпольский собрал в Каменце 3 050 кварцяных солдат (3 390 окладов), в том числе почти 1 000 драгун и пехоты, кроме того 1 250 запорожских казаков и 7 000 человек из частных войск. Польская артиллерия, вероятно, была немного более многочисленной, чем турецкая. Польская армия, особенно «кварцы», однозначно превосходила армию противника как по боевой выучке, так и по огневой мощи. Настроение в армии было отличное, особенно после известия об успехах армии Владислава IV под Смоленском. У польской стороны также было гораздо лучшее командование, да и сам Абаза не мог сравниться с Конецпольским. Оборону Украины гетман организовал совершенно самостоятельно, поскольку король, участвовавший в Смоленской войне, предоставил ему полную свободу действий и кредит доверия в приграничье. После своего опыта войны с Густавом Адольфом Конецпольский начал в полной мере осознавать роль пехоты, артиллерии и полевых укреплений, а также научился сочетать огневой бой с разрушительной силой кавалерии. Теперь он решил попробовать эти опыты в борьбе с совершенно другим противником, представляющим восточное военное искусство, использующим быстрые маневры на поле боя, владеющим холодным оружием, но плохо организованным и не очень стойким в огневых боях. Польский лагерь располагался на плоском возвышении, простирающемся к югу от Каменца-Подольского. Правое крыло и тыл защищал глубокий овраг Смотрича, протекавший по широкой долине в сторону Днестра. Сразу за лагерем и поворотом находился город. 220-221 Карта 222 С юга и востока польский лагерь был доступен для противника, поэтому поляки выкопали здесь в мягком грунте укрепления и рвы. На левом, наиболее угрожаемом крыле, они построили форт с четырьмя бастионами, окруженный частоколом, с сильным гарнизоном из пехоты и артиллерии. Перед лагерем «на два-три выстрела из лука... построили одну вредоносную возвышенность, на ней мощный форт, который хорошо укомплектовали пехотой и пушками». Огневые позиции на валах были тщательно замаскированы дерном и кустами. Между лагерным валом и фортом поляки построили еще три небольших форта с четырьмя бастионами, которые имели друг с другом огневую связь. Постепенно поднимающаяся местность вынудила нападавших атаковать в (под?) гору и дала защитникам возможность наблюдать за предпольем, лишенным каких-либо крупных лесных массивов. В октябре погода на Подолье в целом благоприятствовала ведению боевых действий, а осенняя убыль воды в реках облегчила туркам переправу через Днестр. Сам Каменец, расположенный на высокой скале в Смотричской петле, окружавшей город с трех сторон, имел исключительно благоприятные условия для обороны. Окруженный стеной со всех сторон, он был практически недоступен для противника, за исключением западного, узкого участка равнины, защищенного двумя огромными воротами и шлюзами, служащими для запруды воды в случае опасности. Доступ к обоим воротам защищали Старый и Новый замки. Гетман разместил в этих укреплениях гарнизон из пехоты, горожан и местных крестьян. 19 октября буджайская орда переправилась через Днестр в районе Хотина, в 20 км юго-восточнее польского лагеря (Хотин находится юго-западнее Каменца). На следующее утро татары во главе с Ораком-мурзой и сыновьями Кантемира атаковали польские укрепления. Первая волна напала на лагерь, вторая, вероятно, была спрятана в ущелье Смотрича. «Я также вывел против него войска Великого Величества, — писал позже Конецпольский королю, — но из-за сильного ветра и суровости участи Минервы, я не хотел посылать войско из фортелей, учитывая его (неприятеля) военные хитрости, и как ружьями, так и пушками поражал противника, не без вреда ему». «Битва была мощной, - писал Николай Острожский, принимавший участие в бою, - так что потери с обеих сторон должны были быть значительными. Абаза-паша, вероятно, вел таким образом боевую разведку, а Конецпольский сознательно не выявлял скрытых огневых позиций в фортах, расположенных перед польскими позициями. Во второй половине дня татары отошли с поля боя. Разведка боем, вероятно, не удалась для противника, так как Абаза вновь решила вступить в переговоры. 223 В тот день оба господаря отправили письма Конецпольскому с предложениями посредничества. Гетман любезно принял посланников обоих правителей и в дружеском тоне дал ответы, что соответствовало королевскому указанию избегать боевых действий на два фронта. «Сам Господь свидетель, что мы сохраняли святой мир и никакого вреда султанскому царству не причиняли, — писал гетман обоим господарям. - Потому что, хотя мы и знали хорошо о враждебных планах Абаза-паши, мы охраняли границы короны, имея возможность сделать что-то такое, что расстроило бы государство султана, а Абаза-паша собирал армию или стоял у Дуная, но мы этого не сделали, не хотим нарушить клятву... тогда это не наша вина (т.е. не вина поляков)... в том, что этот мир нарушен... когда войска с обеих сторон вернутся, он (мир) будет восстановлен в прежних условиях» Господари, выступавшие посредниками в переговорах придерживались довольно неоднозначной позиции, особенно Могила, который информировал гетмана о планах и действиях паши, а также о передвижениях его войск. Несмотря на продолжающиеся переговоры, 21 октября, «Тотчас же стали появляться татарские войска, с которыми мы имели веселые и забавные игрушки в течение нескольких часов до вечера, и изгнанному с поля язычнику пришлось с позором уступить дорогу». Успех поляков был определен контратакой нескольких казачьих хоругвей кварцевой конницы, которой гетман атаковал ордынцев. И на этот раз противник понес значительные потери, и поляки взяли первых пленных. На следующее утро оба посланника гетмана, Гротовский и Веловейский были вызваны предстать перед лицом Абаза-паши. «Послов наших, уже здесь садясь на коня, он приказал позвать к себе, комитант (вежливо) отнесся к ним, спрашивал о здоровье Его милости гетмана, он велел им не винить его за то, что он выступил против него с войском, потому что султан приказал ему быть суровым с эмирами за великую наглость (дерзость) казаков, а если казаки покорятся и слободы (паланки) снесут, которых было достаточно построено, пошлют великого посланника и дадут самому Абазу какие бы деньги ему ни потребовались в качестве вознаграждения за sumptum belli (издержки войны), он уйдет с армией, для чего ему пришлось ждать puncta (польского ответа) с войском в поле, в конце концов он отказался от других условий, только настоятельно потребовал одного пожертвования, о чем господари просили sollicite (усиленно)». Абаза также требовал подарков для султана и обоих господарей, а по турецким источникам даже... принятия поляками магометанской веры! Посланники вернулись в лагерь, а Абаза остался на полпути, ожидая ответа. Конецпольский, однако, не собирался идти на какие-либо уступки. 224 «Когда таким образом ляхи не давали четкого ответа, Абаза-паша заявил им, что таких действий, которые они совершили, несовместимых с миром и согласием, еще не совершал ни один правитель, и потому Порта вступит в союз с Москвой против Польши и отомстит ей за это, и тогда (Польша) почувствует власть падишаха» После утренней молитвы турецкая армия переправилась через Днестр, переплыв брод возле Хотина, оставив в лагере тяжелую артиллерию и немного охраны. Походной колонне пришлось растянуться на значительную длину и только на равнине перед польскими укреплениями она начала перерастать в боевую линию. Марш длился пять часов, так что армия, должно быть, почувствовала на себе его трудности. Около полудня турки появились перед польским лагерем. Войска Абазы во главе колонны двинулись с фронта против польских хоругвей, прикрывавших доступ к укреплениям, следовавшие за ними валахи, молдаване и янычары заняли левое крыло, а татары, спрятавшись в долине близлежащей реки Мукши (до Мукши 4 км), дружно с кавалерией бея Видинии атаковали поляков с правого крыла. Перед битвой гетман Конецпольский разделил свое войско на полки: гетманский полк, каменецкого старосты Николая Потоцкого, конюшего коронного Януша Вишневецкого, старосты Калуша Лукаша Жолкевского, киевского воеводы Януша Тышкевича, русского воеводы Станиславы Любомирского, маркграфа Владиславы Тышковского, староста Жидачева Яна Одживольского и воеводы Брацлава Станислава Потоцкого. Многочисленной пехотой был укомплектован укрепленный лагерь, на небольшом склоне на правом крыле, укрепленном двумя укреплениями, разместил Запорожский пехотный полк и полк Вишневецкого с пехотой, кавалерией и артиллерией. Во втором ряду за ними стоял полк Тышкевича, а в третьем – Жолкевского. В центре размещался полк Николая Потоцкого, за ним шел гетман, а в третьем ряду Любомирский. Между первым и вторым эшелонами находился командный пункт Конецпольского. Три выдвинутых здесь форта прикрывали доступ противника вглубь польских позиций. Полк Станислава Потоцкого занял позицию на левом крыле, за ним следовали полки Одживольского и Мышковского. Между первым и вторым хребтами также находился форт, второй был построен на углу лагеря. 225 Глубокий овраг Смотрича полностью защищал правое крыло поляков от обхода с фланга, тогда как левое подвергалось опасности. Чтобы защитить его, в срочном порядке гетман выдвинул перед лагерем два отряда (dwa taborki) пехоты фронтом на восток. Этот шаг стал результатом опыта Цецоры. Фронт польских войск имел ширину около полутора километров и глубину почти километра. Постановка такого глубоко укрытого строя показывает, что Конецпольский решил вести оборонительный бой под Каменцем, воспользовавшись условиями местности, полевыми укреплениями и высокой огневой мощью пехоты и артиллерии. Двенадцать лет назад Ходкевич защищал Хотин аналогичным образом, используя сокрушительную мощь контратакующей польской кавалерии. Гетман хорошо знал ход Хотинской войны, хотя сам в ней не участвовал, так как находился тогда в турецком плену. Однако многие из его солдат из кварцевой армии хорошо помнили борьбу с властью Османа II и, вероятно, также давали советы Конецпольскому. То, как была организована польская оборона, также свидетельствует о том, что гетман хорошо использовал свой опыт боев с Густавом Адольфом. «С криком: уй! (uj)многотысячное войско Абазы-Паши уверенно шло на поляков, а они (выдвинутые вперед застрельщики) уходили в устроенную ими засаду. Когда они попали в засаду, Когда они подошли к засаде, то с двух-трех мест открыли огонь из пушек, от выстрелов которых погибло 7 000 мусульман", - писал находившийся тогда в Каменце армянский летописец с восточным преувеличением, точно передавая впечатление громового залпа, выпущенного из скрытых позиций». Турки, должно быть, заметили укрепления и частокол, но, вероятно, не ожидали такого мощного огня. Абаза быстро отвел смешанные части и снова направил их в бой, выдвинув вперед пехоту и артиллерию. Вскоре на самый крупный польский форт обрушился град снарядов. Пехота и спешенная турецкая конница, «resolutia (резолутно) пробивалась к самому частоколу, желая его (форт) вынести, но каждый раз им приходилось бежать с большим вредом и позором», — писал Конецпольский королю в 23 октября. Два других форта поддерживали огнем храбро обороняющуюся команду главного форта, в то время как застрельщики (harcownicy) постоянно атаковали с фланга, беспокоя наступающих турок. Бой за форт принес нападающим серьезные потери, достигшие 500 убитых и многих раненых. После этого поражения Абаза вывел из боя большую часть войск в центре и связывающими оборону действиями застрельщиков попытался отвлечь поляков от других участков фронта. 226 В какой-то степени это ему удалось, поскольку весь польский строй постепенно развернулся на юг. Тогда Абаза бросил свои силы на крылья и стал искать решение. Синхронно с атакой на форты произошла атака турецкой кавалерии на полк Станислава Потоцкого, но была быстро отбита. Тогда валахи и молдаване атаковали, «как скот, загнанный в бой». Они двинулись с обнаженными саблями на огнедышащие укрепления Вишневецкого. Пораженные меткими пулями, они быстро сломались и «сдались». В ходе этого столкновения янычары спустились по широкому ущелью и попытались обойти поляков с фланга, чтобы выйти к ним в тыл. За ними следовал отряд сипахов (sipahi — солдаты турецкой тяжёлой кавалерии), посланный пашой для поддержки неуверенных воинов господарей. Когда янычары, поднявшиеся на холм, столкнулись с пехотой Вишневецкого и запорожцев и вступили с ней в бой, спаги обошли обе боевые стороны и вышли из оврага за первую линию польских позиций. Здесь, однако, они столкнулись с резервом конюшего, который оттеснил нападавших и бросился в погоню, даже унеся одну пушку в овраг. Теперь, в свою очередь, Вишневецкий, «казаки запорожские и его пехота закрыли скалой фланг противника, откуда тот получил серьезные повреждения». Валахи и молдаване, сильно разбитые с фронта и с левого крыла, отошли с поля боя. Перед вечером пассивные до сих пор татары и сипахи бея города Видин незаметно пробрались через долину Мукши на север и, внезапно повернув налево, поднялись по поперечному оврагу и неожиданно атаковали войска третьей линии, стоявшие на левом фланге поляков. Пространство от конца долины до поляков составляло не более полутора километров, поэтому противник преодолел ее за 6-8 минут. Полк Одживольского, обращенный на юг, не успел повернуть в сторону противника, наступавшего с востока, и растерялся. В суматохе татары разметали пехоту и забежали в тыл полку Любомирского, сея панику и замешательство. Орудия и пехота, охранявшая лагерь, не могли открыть огонь, опасаясь задеть собственные хоругви, смешанные с татарами и турками. «Враг атаковал их (тылы) мощно, где смутно показались какие-то хоругви, и была большая растерянность, настолько, что половина нашего войска (татары проникли) и под знаменем калушского старосты (Жолкевского), Турчины храбро обороняющегося не взяли в плен». 227 К счастью, не все потеряли голову. Первый бросился на помощь ротмистр Кшиштоф Вихровский со своей хоругвей, за ним последовал Стефан Потоцкий со всем полком. После того как перемешанные части покинули укрепления и четвертый форт, пехота и артиллерия открыли огонь. «Любо (Любомирский) был немного в сильной ярости своей поддержки наших, но когда из лагерных валов и из полевого редута началась стрельба с флангов, ситуация для нас улучшилась и пришли другие подкрепления, куда я тоже подошел» — писал позже гетман в письме королю. Польский командующий экономно использовал свои силы и не вводил в бой вторую или третью волну войска. Он даже обуздал энтузиазм солдат, которые, согретые успехом, жаждали генерального сражения. Ранняя темнота (около 16.20) и «шторм был такой сильный, что в лагере не было видно друг друга» потребовали осторожности. Отбитый на всем протяжении линии боя, Абаза приказала отступить. Ночью турки вернулись в лагерь за Днестром, только паша с небольшими силами остался на северном берегу. Бой, продолжавшийся почти пять часов, закончился серьезными потерями для нападавших бея Визы, зять, брат и сын Кантемира и 700-800 солдат были убиты, многие другие отважные юноши получили множество ранений, многие попали в руки (поляков) живыми..... У самого Абазы была убита лошадь и прострелен большой палец левой руки». Племянник паши Ипшир Мустафа (Ибшир Мустафа-паша, османский государственный деятель), «юноша большой храбрости», который, как считалось, погиб в польском лагере, также был ранен. Потери поляков были минимальными, и ни один важный офицер не погиб. Каменец-Подольское сражение показало явное превосходство новой тактики над восточным способом ведения боя. На протяжении всего боя лишь однажды произошла классическая рукопашная схватка, которая явилась лишь результатом небдительности со стороны поляков. На каждом участке атакующие части Абаза-паши попадали под шквальный огонь защитников и, понеся большие потери, были вынуждены покинуть укрепления. Так что исход боя решило именно огнестрельное оружие, а не сабля. Николай Острожский это ясно видел: «И мне бы хотелось увидеть тех, — писал он после боя, — которые говорят, что мы тратим силы на порох, я уверен, если бы он был здесь, то он бы изменил свое мнение». Битва подтвердила растущий кризис турецкой армии, техническую отсталость армии и устаревший характер ее тактики. 228 Конецпольский мастерски вел бой в соответствии с заранее подготовленным планом. Он навязывал противнику местность и тактику боя и заставлял его идти в атаку на укрепления, задействовал против турок лишь небольшую часть своих сил, не двинул резервы, вовремя заметил опасность, нависшую на левом крыле, и для ее устранения применил - как это сделал недавно Ходкевич под Хотином - прорывную силу контратакующей конницы, предельно «стрельбой противника портил», в полной мере использовал опыт, полученный в войне со шведами. «Противнику пришлось бы также признаться Его милости пану гетману, что он strenti ducis и fortis militis (ловко командовал и отважно воевал), выполнил свой долг рискуя и подвергая себя опасности, - с одобрением писал Острожский, - но самое главное, что он выбрал место и разместил строй так, чтобы Rzplita periclitari (Речь Посполита осталесь невредимой)». Хотя Абаза и проявил на поле боя личную храбрость, умело старался использовать скорость своей конницы и в соответствии с принципами восточной войны старался загнать врага в угол, но был беспомощен перед польской тактикой и огневой мощью гетманского войска. Пытаясь избежать гнева султана, хитрый паша через своих гонцов разослал по всей Турции письма с известиями о великой победе над поляками. Например, Сулейман-эфенди писал шейху Сивасу: «Мусульманские войска... одержали победу, обезглавив 700-800 неверных, взяли языка и захватив 40 штандартов», а третьему визирю Кенану-паше он докладывал: «Пало несколько тысяч неверных, победители захватили много пушек и ружей, а сами потеряли 5-10 человек (!) и лошадей». Абаз приказал 100 крестьян, похищенным из близлежащих деревень, переодеть в костюмы польских солдат и отправить их к Мураду IV в качестве военнопленных. То же самое он сделал с красивой крестьянской девушкой, которую одел в дорогую одежду и велел ей выдать себя за дочь Конецпольского. Однако со временем до Порты дошли настоящие новости с поля боя. В письме Кенану-паше Кузук Сулейман написал честно: «Будем надеяться, что мы не доживем до такой войны снова». На следующий день после сражения Абаза отправил послов от обоих господарей с заверениями в дружбе, а сам отправил письмо Конецпольскому, в котором всю вину за конфликт возложил на казаков. Гетман ответил, что войну спровоцировали не казаки, а уговоры московских посланников и вера паши в беззащитность Речи Посполитой. Но не желая обострять конфликт и давать возможность переговоров, он не стал преследовать противника, а позволил ему спокойно отступить за Днестр. 229 Тем временем Абаза решил выместить свой гнев за неудачу под Каменцем в «паланках», надеясь, что захват нескольких городов позволит ему объявить о победе над поляками, что защитит его от гнева султана, если вкроется ложь о результате битвы с армией Конецпольского. Тем временем большинство валахов и молдавано дезертировало, а буджакская орда разбежалась, занявшись грабежом. В результате силы Абазы сократились до 14-15 тысяч человек. Турецкий командующий из Каменца двинулся вдоль Днестра к Студенице, пограничному местечку, принадлежащему брацлавскому воеводе, Станиславу Потоцкому, расположенному в 5 милях к юго-востоку от Хотина. 24 октября турецкие войска под командованием Ипшира Мустафы и Аги Сулеймана (?) атаковали местечко. В то время Студеница представляла собой типичную «паланку» — окруженную валом, рвом и частоколом, с 8 оборонительными башнями из дерева. Ее защищали несколько сотен казаков и местных крестьян, вооруженных большим количеством. огнестрельного оружия, но имея мало боеприпасов. Первый штурм закончился неудачей и принес туркам значительные потери . Среди погибших был паша Киаджаджери, командир роты янычаров из Адрианополя. Следующая атака также не принесла успеха. Только после трех дней боя, когда защитников уже не было боеприпасов, турки местечко «добыли, разорили и разрушили, но с большим ущербом для свого языческого народа». Знамя, захваченное в Студенице Абаза немедленно отправил к султану в знак своей победы. На известие о взятии города турками и грабежах Орды гетман 27 октября разделил свое войско и последовал за врагом, распространив весть о том, что к нему на помощь идут 15 000 запорожцев. Эти слухи дошли до турок, и благодаря мужеству 20 казаков, Абаза полностью им поверил и быстро бежал в сторону Могилева. Ночью горстка запорожцев подкралась к вражескому лагерю и, захватив «языка», дала залп из винтовок, разбудив все войско и вызвав панику, а затем благополучно скрылась в темноте. Во время отступления турки без всякого сопротивления овладели еще двумя населенными пунктами, но вскоре они ушли с территории Речи Посполитой. собенно угнетало их последнее известие об успехах войск Владислава IV под Смоленском «За милость Божью... за счастье Его Королевского Величества и отвагу войска Его Королевского Величества, как и тех их, которые для утоления этого рвения добровольно явились, враг от границ Речи Посполитой отогнан, в кочевья свои загнан, горем, поражением, позором наполнен", - писал гетман в универсале после ухода Абазы-Паши". Тем временем после пересечения границы турецкий сановник устроил в лагере необычную церемонию в присутствии всего войска. 230 Оба господаря, целуя руки паше, публично умоляли его прекратить боевые действия и начать переговоры с поляками. Абаза сначала вроде бы отказался, но потом его уговорили, и он великодушно присоединился к переговорам. «Когда я несколько дней ждал, чтобы разобраться с вами более тщательно, чтобы сохранить мир, — писал он Конецпольскому, — армия уговорила меня попытаться встретиться с вами в подходящий день раньше… Итак, приехав в лагерь и поигравшись до самой ночи с разными винтовками и саблями, не переправившись в тот вечер через Днестр к нашему лагерю, а заночевав там, на следующее утро, когда я захотел снова напасть на ваш лагерь, Валашский и Молдавский господари своими молитвами усердно убеждали меня оставить эту войну и заключить договоры для поддержания мира и святой дружбы. Поэтому, видя их просьбы, я легко все разрешил и заявил, что не убегу ни от какого дела, выгодного обеим сторонам». В таком же вежливом тоне было и письмо молдавского господаря гетману. Конецпольский ответил, что казачьи войска уже подошли к коронным войскам и только большое великодушие и желание сохранить мир помешали ему полностью уничтожить турецкие войска. «Что бы ни случилось в Студенице, мы никогда не предполагали, что чиновникам такого великого монарха придется прибегать к армии для столь благородного и мощного замка, который скорее можно было бы назвать слободкой, с войском искушать пришлось, — писал он с насмешкой. — Вы там тоже нашли неподготовленных людей, но Студеница не стоит ваших трупов, который вам пришлось толпами там хоронить (закапывать). А я уже двинулся с войском и, когда приближалось войско Его Величества Запорожское, присоединившись к нему, я хотел выйти за пределы границ Его Величества, чтобы мы могли уплатить вам щедрые недружественные задатки, но по убедительной просьбе Их милостей господарей, посланники которых застали меня на пути, я дал себя уверить, что больше не буду осуществлять этих намерений, желая, чтобы дружба между этими монархами и государствами длилась вечно». На этом закончился вежливый обмен угрозами между двумя вождями. Разбитый по всей линии Абаза-паша вернулся на Дунай, и осенний поход с турками был окончательно окончен. Но угроза вторжения со стороны Османской державы все еще нависала над Речью Посполитой. В то же время бои с русскими под Смоленском продолжались. Судьба страны по-прежнему оставалась неопределенной.

Перевод главы из книги Hetman Stanislaw Koniecpolski / Гетман Станислав Конецпольский (2011) Автор: Leszek Podhorodecki / Лешек Подгородецкий Глава "Нападение авантюрного паши" Страницы 207-216 Комментарии в скобках мои 207 Подписав Переяславское соглашение, Конецпольский мог наконец отдохнуть, заняться семейными и личными делами, особенно обустройством своего частного имения, которое с каждым годом разрасталось. Он также мог бы уделять гораздо больше времени внутренней политике страны. Военные успехи гетмана, его растущее материальное положение в государстве и необычайное личное обаяние привели к огромному росту авторитета в дворянском обществе, поэтому Конецпольский стал играть одну из ведущих ролей в политической жизни Речи Посполитой. Его взгляд на проблемы, затрагивающие феодальное сообщество, часто был решающим. Последние годы правления короля Сигизмунда III ознаменовались приближением междуцарствия и вытекающими из него опасностями, особенно вмешательством могущественных соседей в дела Речи Посполитой. Чтобы избежать этого, летом 1630 года в инструкции, адресованной предсеймскому собранию, король, указывая на свой преклонный возраст, слабое здоровье и угрожающие внешние опасности, призвал шляхту к «modus choiceis (методу избрания), чтобы, имея expeditas rationes (определенные способы), Речь Посполитая не боялась практик, влияющих на выборы короля и власть королевства», пишет Чаплинский (вероятно, Даниэль Чаплинский, подстароста чигиринский, ротмистр войска польского). Шляхта неохотно приняла королевский проект, который был принят и нарушил основной принцип «золотой свободы» и права на свободные выборы. Конецпольский также прохладно отреагировал на эту попытку государственной реформы, но не выступил против нее открыто. Сигизмунд III рассчитывал на избрание своего старшего сына Владислава, тогда как гетман, согласно шведским источникам, был более склонен видеть на польском престоле младшего королевича Александра. Тем не менее, 20 или 21 апреля 1632 года король наградил Конецпольского Великой коронной булавой (то есть пожаловал должность Великого гетмана коронного, командующего польским войском) , которая пустовала в течение 12 лет после смерти Жолкевского. Выбор был абсолютно правильным. 208 Сорокалетний руководитель уже был опытным человеком с многолетним стажем в боях против всех врагов Речи Посполитой, отличный и заслуженный солдат и искренний патриот. Единственный вопрос: почему Конецпольский не получил эту булаву гораздо раньше, после Мартынова (битва под Мартыновом в 1624 году) или во время Прусской войны? Похоже, Сигизмунд III долгое время не вполне доверял гетману и боялся, что его власть чрезмерно вырастет и поставит под угрозу королевскую власть. Старый монарх хорошо помнил свою встречу с Замойским (Ян Сариуш Замойский, гетман великий коронный 1581-1605) в начале своего правления. Лишь к концу своей жизни Сигизмунд III полностью доверился Конецпольскому и поэтому доверил ему высшую военную должность в Короне. В итоге вопрос об избрании нового правителя при жизни княжения не получил одобрения дворянства, поэтому смерть Сигизмунда III (30 апреля 1632 г.) поставила Речь Посполитую перед лицом междуцарствия. Конецпольский вместе с чрезвычайно могущественным русским воеводой Станиславом Любомирским, примасом Яном Венжиком и канцлером Якубом Задиком уже были в числе самых влиятельных магнатов страны, от которых во многом зависела ее дальнейшая судьба. Роль гетмана была еще значительнее, поскольку умерший король назначал его исполнителем своей воли. В июне Конецпольский приехал на конвокационный сейм в Варшаве, чтобы внимательно следить за его ходом и влиять на его решения. Они начались в неспокойной атмосфере, поскольку протестанты и православные христиане, которые годами были исключены из политического влияния, теперь яростно требовали предоставления им полного равенства. Однако в конечном итоге несогласные удовлетворились незначительными уступками со стороны католиков. Казакам также было отказано в праве голоса на избирательном съезде, чего они энергично требовали. Мирный ход сейма и взаимные компромиссы были тем более важны, так как соседи, особенно шведы, заинтересованные в том, чтобы посеять хаос в стране, намеревались вмешаться во внутренние дела Речи Посполитой. Дискуссия также показала, что все представители правящего класса видели в самом Владиславе будущего короля, сам Конецпольский, если он поначалу действительно думал об Александре, то быстро передумал и тоже поддержал старшего сына Сигизмунда. В то же время гетман внимательно следил за событиями на европейской арене, особенно в Германии, где продолжалась война. Некоторое время он даже держал своего посланника рядом Альбрехта Валленштейна (полководец Священной Римской империи), сражавшегося тогда против Густава Адольфа (король Швеции 1611-1632). 209 Летом гетман оставался в Подолье, наблюдая за деятельностью орды, которая могла бы воспользоваться периодом междуцарствия и вторгнуться в пределы Речи Посполитой. Убедившись, что татары вели себя спокойно, на всякий случай, быстро собрал войска, удвоив их численность, а затем помчался на выборы в Варшаву. Избирательная процедура началась 27 сентября и продолжалась до 8 ноября, когда королем был избран королевич Владислав. На этот раз знать была единодушна и с энтузиазмом приветствовала нового правителя. На ускорение выборов и смягчение споров, несомненно, повлияла позиция России, которая ополчилась против Речи Посполитой, пытаясь вернуть себе Смоленск. Русские войска перешли границу 30 сентября 1632 года и в течение двух недель они почти без боя заняли 22 приграничных замка, укомплектованных небольшими польскими гарнизонами. 18 октября русские войска подошли к Смоленску, но, не имея тяжелой артиллерии, не приступили к осаде мощно укрепленного города и ограничились блокированием крепости. Учитывая серьезность положения, коронационный сейм, созванный в Кракове 8 февраля 1633 г., рассматривал вопрос о выдаче и организации сильной армии, которая под начальством короля должна была отправиться на помощь Смоленску. Конецпольский активно участвовал в обсуждениях. В сентябре того же года почти 22-тысячная армия Владислава IV при поддержке нескольких тысяч казаков стояла под Смоленском, начав действия против осаждавшей город армии воеводы Шеина. Прежде чем отправиться в Смоленскую экспедицию, Владислав IV пожаловал Конецпольскому должность краковского кастеляна, дав ему звание высшего светского сенатора государства. Он поручил ему, как и Венжику, многие государственные дела высочайшей важности. Однако вскоре гетман, обеспокоенный угрозой нападения Турции на Польшу, в конце весны отправился на Украину для организации обороны от нового врага. Кризис в польско-турецких отношениях нарастал постепенно. Постоянные походы казаков на Черное море, их частые интервенции в Крым, а также грабительские набеги татар на земли Речи Посполитой вызывали новые конфликты между двумя странами. Более того, Турция оказала поддержку франко-протестантскому лагерю, когда двор решительно поддержал Габсбургов. Шведская и российская дипломатия уже много лет пытаются спровоцировать польско-турецкую войну, предлагая Порте свою помощь и заключая союз. Недаром на сейме 1624 года гетман польный литовский Кшиштоф Радзивилл сказал: «Москали открыто говорят, что мы не можем быть спокойны, пока ляха с турками не повяжем» 210 В этой ситуации возрастала опасность формирования антипольской коалиции с участием Швеции, России и Турции. В 1630 году к донским казакам приехал царский посланник боярин Иван Карамышев и убедил донских казаков выступить в Польшу под командованием силистрийского паши. Но на этот раз мятежа против Речи Посполитой не было, так как донцы относились к туркам как к своим врагам, воевали вместе с запорожцами. Так они не поддались на уговоры царского посланника и в пылу дискуссии убили его под предлогом того, что он не оказал должного уважения к титулу государя. «Потому что, когда он прочитал царский титул, — объяснили они потом, — все казаки сняли шапки, а боярин не снял шапки». Но когда в 1632 году Россия решила выступить против Речи Посполитой, чтобы вернуть себе земли, утраченные в 1609 – 1618 гг., Густав Адольф (король Швеции) смог продвинуться вглубь Германии, не опасаясь реакции польской стороны. В тот момент уже шли переговоры о выступлении Турции на стороне России, и только угроза Персии остановила Порту от начала действий. Обещая мир, Порта также выдвинула твердое требование наказать казаков. «В вере Христовой, христианских воинств вождь, и с верой того же Иисуса, избранного Господа, и во всех делах государства Его Королевского Величество друг наш, Верховный гетман и старательный исследователь сенаторских советов Станислав . Пусть все дела Вашей Милости направляются вашими мыслями, а в дружеских отношениях желаю вам крепкого здоровья - - писал с изысканной восточной вежливостью капудан-паша Хасан ( Каталджали Хасан-паша) Конецпольскому в 1630 году - По воле всемогущего Бога, который есть высочайший ставленник, почетный, знаменитый, великий, сильный, победитель земных стран, Светлейший Император в этом году, послал меня, вашего друга, в эти края для некоторых дел, а именно, обуздать казачью свободу и с Его Величеством, нашим посланником, основательнее установить и укрепить мир». Турецкий сановник объявил о вооруженном выступлении против казаков, но на этот раз в приграничных землях сохранялся мир, что позволило гетману предпринять поход против Тараса (podjąć wyprawę przeciw Tarasowi -?). Под угрозой нападения России Польша старалась сохранить дружественные отношения с Портой и не допустить русско-турецкого союза, поэтому многочисленные письма Владислава IV, Конецпольского и других сановников, адресованные султанским сановникам, были выдержаны в весьма дружеском тоне. 211 Когда русские войска подошли к Смоленску, дипломатические обмены между Москвой и Константинополем стали еще более оживленными. «Московские послы приезжают часто, — писал один из польских разведчиков в Турции 22 июня 1633 года. - Один из них еще не ушел, а другой уже прибыл на его место.» Крупнейшая российская дипломатическая миссия прибыла в Константинополь вскоре после начала войны. Царские посланники привезли ценные подарки турецким сановникам и заявили султану от имени своего правителя: «Я буду постоянно платить вам ежегодную дань в размере 100 000 золотых динариев, а также 200 хороших соболиных мехов, но теперь прошу у тебя помощи. Я (царь) приду с востока, ты с юга и мы уничтожим Польшу. Он (Султан) с великой радостью начал выполнять это (предложение)». На самом деле Турция действовала с большой осторожностью и сознательно продлевала переговоры, ожидая развития событий под Смоленском и оставляя за собой право принять окончательное решение в зависимости от хода польско-российской войны. Турки не доверяли российским заверениям об успехах под Смоленском, а также имели с Москвой споры по поводу земель на Каспийском море. Мурад IV (султан Османской империи, правил в 1623-1640 гг.), царствовавший в Порте, оказался опытным и энергичным политиком, который, используя безжалостные методы, смог подавить сопротивление вельмож и повысить авторитет правителя. За время его правления было проведено множество реформ, направленных на укрепление центральной власти, увеличение доходов казны и военной мощи государства. Растущая турецкая мощь теперь нуждалась в победоносной войне, которая должна была повысить авторитет султана и устранить все еще неугасимые внутренние конфликты. Участие Речи Посполитой в Смоленской войне было удобной возможностью для нападения на нее, но с другой стороны, удаленность основных турецких провинций от границ Польши заставляла армию совершать изнурительные марши и создавала огромные трудности в кормление и снабжение армии тяжелой осадной техникой, что доказал опыт недавней Хотинской войны. Агрессивным амбициям Порты препятствовало также состояние неопределенности на персидской границе. Хотя шах Сефи (шах Ирана с 1611 по 1642 г.) прислал доказательства мирных намерений, Стамбул опасался, что начало войны с Польшей может вынудить его выступить против Порты. Поэтому среди сановников Порты не было единого мнения относительно объекта нападения. Затем были созданы два лагеря: сторонники войны во главе с новым силистрианским Абаза-пашой и сторонники мира во главе с Муртаза-пашой. 212 Похоже, и султан изначально не разделял взглядов ни одной из сторон и ждал исхода сражения под Смоленском, обманывая русских дипломатов надеждой на помощь и не нападая на Польшу. Татарская орда также была внутренне разобщена и не решалась на новое нападение. Произошла очередная борьба за власть над татарским краем между ханом Джанибеком Гиреем (крымский хан) и Кантемиром (Кантемир-мурза — глава Буджакской орды). Если первый был сторонником вторжения в Россию и поддержания хороших отношений с Польшей, то второй по-прежнему был решительным противником Речи Посполитой и поддерживал партию Абаза-паши, хотя и был в разладе с силистрийским сановником. Когда в Константинополе мнения по поводу направления экспансии разделились, Абаза-паша задумал решить дело самовольно. Этот необыкновенный авантюрист и интриган сделал в Турции головокружительную карьеру. Он происходил из кавказского абхазского племени, хотя в Польше его воспринимали как украинца Ивашку, якобы с Подолья, и относились к нему как к ренегату и раскольнику от христианской веры. Перевезенный в качестве раба в Константинополь, он благодаря своей необычайной хитрости смог заслужить расположение капудан-паши Халила (Дамат Халил-паша - командующий турецким флотом), покровительству которого он был обязан своим быстрым продвижением в социальной иерархии Османского государства. Через несколько лет он уже был санджакбеем, затем бейлербеем. Он отличился во время Персидской войны. В 1623 году он спровоцировал восстание вельмож против центральной власти и привел к гражданской войне. Потерпев поражение от султанских войск, он не только избежал виселицы, но вскоре стал протеже самого Мурада IV и бейлербеем Боснии. Однако из-за точно неизвестных интриг он впал в немилость и был низведен до роли санджакбея Силистрии, пограничного округа на Дунае. Этот чрезвычайно амбициозный авантюрист, должно быть, болезненно ощущал это понижение, поскольку искал способ вернуть себе прежние позиции. Победоносная война с Польшей могла дать ему возможность получить эти почести. Абаза надеялся, что Речь Посполитая, участвовавшая в Смоленской войне, не противопоставит ему значительные силы, которые позволили бы туркам захватить часть Подолья или Украины, и обеспечили бы ему благосклонность султана, а вместе с ней и заветный титул великого визиря. Авантюрист взялся за войну на свой страх и риск, рассчитывая на поддержку дворян Румелии и Боснии, среди которых он имел немалое влияние. Отношение султанского двора к подготовленной Абазой экспедиции в Польшу было весьма неоднозначным. 213 Официальная Порта ничего не знала о деятельности силистрийского паши, но польские шпионы доложили Конецпольскому о военных приготовлениях Турции. Трудно допустить, чтобы султан не знал, что происходит за воротами его дворца. Вероятно, Мурад IV, хоть и не одобрял вторжение официально, но тайно поддерживал экспедицию, и в случае успеха был готов предпринять большую экспедицию в Польшу. Тем временем он отправлял дружеские письма Конецпольскому. Казачий вопрос должен был стать предлогом для вторжения. Турки уже давно жаловались на грабежи запорожцев, и теперь Абаза стал намеренно их провоцировать, чтобы затем оправдывать свою экспедицию ответным действием на их нападения. В то же время он посылал гетману лицемерные письма с выражениями дружбы, желая усыпить бдительность поляков. «Пока я нахожусь на этой границе, я надеюсь, что мир продлится», — писал он в июне 1633 года. Но Конецпольский не обманулся добрыми словами паши и попытался расшифровать истинные намерения турка через дружественного полякам молдавского господаря Мирона Барновского (Мирон Барновски Мовилэ -правитель Молдавского княжества). Хитрый паша, зная пропольскую позицию молдавского правителя, не раскрывал ему свои секреты, а когда, наконец, приказал ему готовиться к экспедиции в Польшу и встретил сопротивление, интригами заманил Барновского в Константинополь, где он был казнен. Новый господарь Мойсе (Моисей) Мовилэ уже на препятствовал такому откровенному авантюристу. Абаза становился все воинственнее. «Ваши на море вышли, земли султана воюют, людей бедных в неволю уводят, корабли сжигают, купцов губят. А почему ты смотришь сквозь щели и почему не останавливаешь злодейства? Все жалуются на это султану, и это против меня, поэтому императорский эмир пришел ко мне в Рущук (Rusçuk - Русе - город в Болгарии на Дунае) и упрекнул меня: почему ты этого не чувствуешь и почему ты лежишь в Рущуке и не работаешь над этим ? Более того, я говорю вам искренне, что эмир султана отправился воевать на вашу землю, и мне было приказано собрать из округов Константинополя всех людей, пригодных для войны, и сделав это, он переправился через Дунай и остановился там со своим войском» — открыто писал он в августе 1633 года Конецпольскому, ссылаясь на мнимые приказы приказы султана. Для оправдания агрессии Абаза особенно сильно подчеркивала вопрос о «паланках». Это были небольшие казачьи крепости на Днестре, в непосредственной близости от границы, подчинённой султану Молдавии, окруженные рвом, земляной насыпью и частоколом. 214 Из этих "паланок" запорожцы совершали грабительские экспедиции в Молдавию, однако турками дело сильно преувеличивалось, потому что большинство городов на границе были спокойны и населены мирными скотоводами и земледельцами. Аналогичным образом обстояло дело и с морскими походами казаков, не предпринимавших крупных походов к турецкому побережью с 1630 года. Конецпольский ответил паше, что татары совершают более опустошительные походы в Речь Посполитую, чем казаки против Турции, и тем не менее польские власти стараются поддерживать дружественные отношения с Портой. Он также заявил, что Польша не будет нести ответственности за начало войны. Речь Посполитая решительно отказалась позволить туркам ликвидировать «паланки», что Абаза рассматривал как предлог для начала войны, развязанной с целью отомстить за несправедливость, от которой пострадал народ Османской империи из-за казачьих набегов. Так начались военные действия, которые стали частью Тридцатилетней войны. Союзники протестантского лагеря — Россия и Турция — воевали против прогабсбургской Польши. Сосредоточение турецкой армии должно было прикрыть вторжение орды Кантемира, который встал на сторону сторонников войны. Наоборот, Джанибек Гирей не послушал призывов Абазы, хотя тот прислал ему для поощрения драгоценный кафтан, саблю, булаву и несколько лошадей, и вместо того, чтобы выступить против Польши, он выступил против России. Гетман имел прекрасно организованную разведку в Турции и Татарском крае, поэтому был полностью осведомлен о планах врага. С начала года он также предостерегал шляхту от нападения татар. 25 июня он писал королю: «Я получил известие с разных сторон об армии Кантемира, что они почти сидят на конях, готовые к вторжению». Он предполагал, что наступление произойдет по Валашской тропе, и поэтому приказал сосредоточить армию возле Горчичан, недалеко от Бара. Узнав направление похода татар, польский вождь должен был двинуться навстречу им изо всех сил, «прося Бога дать мне способы заслужить славу Его Величества». После долгих усилий гетман сумел добиться 70 000 злотых из государственной казны для выплаты части причитающейся зарплаты армии, а также смог обеспечить своих людей достаточными запасами продовольствия. Конецпольский правильно оценил готовность орды к вторжению. Расстояние от Белгорода (Днестровского) до Каменца-Подольского примерно 400 километров по прямой. Орда вторглась в Польшу в ночь с 29 на 30 июня, поэтому поход из Белгорода должен был состояться примерно на неделю раньше. Татарский отряд численностью до 2000 человек во главе с неназванным зятем Кантемира переправился через Днестр в районе села Гринчук, в миле от Хотина (расстояние от Хотина до Гринчука по Днестру — 12,5 км, польская миля — 8,5 км) 215 «Татары вторглись в Подольский край, много народа взяли в плен, забрали стада скота и в тот же день вернулись», — писал 5 июля сборщик налогов из Галича, некто Голанский. Чамбулы (конные отряды татар) разбежались в радиусе 6 миль вокруг Каменца-Подольского. Рейд преследовал не только военные цели, но и разведку польской обороны. Известие о нападении дошло до Бара, где находился Конецпольский, вероятно, вечером 30 июня. Гетман находился в 90 километрах от Каменца. Польский вождь немедленно двинулся в путь со всей своей кавалерией, по пути к нему присоединились расположенные в округе хоругви. Всего гетману удалось собрать 2000 конницы, благодаря чему он имел небольшое численное преимущество над противником. Польская разведка правильно определила состояние турецких войск, собранных Абазой на Дунае. Под Силистрией Абаза-паша, вероятно, имел с собой только отряды своего санджака численностью около 800 человек. Остальные войска как раз собирались вдали от театра военных действий, поэтому Конецпольский мог без риска принять решение преследовать врага вглубь Молдавии. Ордынцы, нагруженные награбленным, бежали по долине Прута. Польская конница преследовала татар на протяжении почти 200 километров, от Бара до Сасового Рога возле Стефанестии, расположенной в 70 километрах к северу от Ясс. Это расстояние поляки преодолели за три с половиной дня, что стало полной неожиданностью для орды, которой при бегстве пришлось бросить большую часть скота и ясыра. Несмотря на это, вечером 4 июля польские хоругви настигли татар у Сасового Рога. Орда отдыхала после тягот набега. Однако внезапность не удалась, поскольку во время разведки влах из гетманской хоругви сбежал к татарам и предупредил их об опасности. Зять Кантемира, в соответствии с принятой в Орде тактикой, отправил карачи вперед с добычей, а сам с знатными воинами выступил против кварциан (кварцяное войско - wojsko kwarciane — регулярная армия Речи Посполитой), желая спасти добычу и землю. Столкновение было коротким. Орда не выдержала уже первого залпа и быстро пришла в замешательство, потеряв около дюжины убитыми. Зять Кантемира, еще пять важных мурз и около дюжины других татар попали в руки поляков. Потери поляков были минимальными, лишь в упорной погоне погибло много лошадей. После боя кварциане освободили пленников и забрали скот и лошадей. На этот раз орда без всякой добычи ушла в степи. После этого успеха польские хоругви вернулись на Подолье. В то же время в Покутье вторглись небольшие татарские отряды, но часть из них разгромил стражник Лащ (Самуил Лащ - стражник великий коронный, староста Овруцкий). В письме гетману Абаза лицемерно сетовал на вторжение, якобы произошедшее против его воли. В ответ Конецпольский ответил, что виновники нападения уже закованы в цепи. 216 В течение июля Абаза продолжала стоять возле Силистрии, так как концентрация турецких войск шла вяло, что не могло не сказаться на ходе всей кампании. Благодаря этому Конецпольский выиграл время для организации обороны. Не имея возможности рассчитывать на увеличение численности кварцевых солдат, он стал пытаться получить помощь от частей, присылаемых отдельными землями и поветами, призывал также в лагерь добровольцев и частную магнатскую почту. Он также привез в Бар несколько хоругвей «московской» линии, которые вместо того, чтобы идти на Смоленск, бродили под Львовом. В начале августа польский лидер еще не знал о намерениях турецкого паши. Он предполагал, что Абаза пойдет на Очаков для строительства новых укреплений на Днепре, затрудняя казакам плавание к Черному морю или вдоль Днестра нападет на Польшу. Вероятно, в конце июля гетман начал строить укрепления под Каменцем-Подольским. В универсалиях из Бара 6 августа он предупреждал шляхту, что «язычники выжидают удобное время и возможность, когда Речь Посполитая занята московской войной... не только с татарскими войсками, но и с турецкими мощно напасть на государство Его Величества». Около 10 августа Абаза-паша свернул лагерь возле Силистрии, переправился через Дунай и присоединился к армии валашского господаря Матфея Бессараба. Гетман Конецпольский еще не знал направления турецкого нападения, поэтому большую часть кварцев он держал в лагере под Баром, а границу прикрывал многочисленными прибывшими добровольцами и магнатскими отрядами, рассредоточивая войска широкой дугой от Боха, вдоль Днестра до Покутья, т.е. пространство в 400 километров. Таким образом были прикрыты переправы и крупные города. Если бы направление марша турецких войск было известно, гетманские войска можно было бы сосредоточить в расположенном в центре Каменце в течение четырех-пяти дней или в Рашкуве (верятно, это село Рашков на Днестре), в 150 километрах восточнее, в течение пяти-шести дней, в то время как противник мог бы достичь границы не раньше, чем через две недели. Подобным же образом Конецпольский организовал в 1627 году кордон, защищавший Померанию от Теуффле и Штрайфа (?). Распределение войск не только обеспечило прикрытие границы, но и облегчило снабжение армии. В то же время гетман вел переговоры с турками, но безрезультатно.